«Когда я ездил на гастроли в Казахстан, познакомился с абалденным чуваком. Он потрясающий музыкант, виртуоз. Парень играл на казахском инструменте – двухструнной домбре. Он рассказал, что отвечает людям, которые задают ему вопрос – почему у домбры всего две струны: а вдруг одна порвется? С тех пор на вопрос – почему у моей скрипки пять струн, я отвечаю: а вдруг одновременно четыре струны лопнут? Но это, конечно, шутка».

Скрипач, лауреат международных джазовых фестивалей, виртуоз, сценическим именем которого с легкой подачи журналистов стало «электронный скрипач»! Сегодня у нас в гостях человек с безупречным музыкальным вкусом – Леонид Элькин.

Вы играете на не совсем обычном инструменте. Почему именно такой выбор – электронная пятиструнная скрипка?
– Скрипка, на которой я играю, можно сказать, уже старушка, ей 30 лет. Она электронная, и для таких скрипок возраст уже серьезный. В то время не было даже проспектов электронных скрипок. Делали ее мои друзья: один – скрипичный мастер, другой – электронщик. На изготовление инструмента ушло шесть лет. Почему пятиструнная? Я когда-то смотрел записи французского джазового скрипача Жана-Люка Панти, услышал такой звук, который нереально на обычной скрипке получить. Я ломал голову – это технический прибамбас или что? А потом понял, что это пятая струна. Было решено сделать такую же, увеличив диапазон в сторону низа.

А тогда, 30 лет назад, вы знали, что станете профессионалом?
– Я профессионал с шести лет. В этом возрасте я уже знал, что это моя профессия. Меня отдали в музыкальную школу, особо не спрашивали, звучало, как приговор. Не потому, что меня заставляли, а потому, что я взял в руки инструмент и мне очень понравилось. К сожалению, как и все дети, я не занимался так, как надо бы. Мне нравилось выступать, но занимался я из-под палки.

Вы как-то сказали, что артист должен оголяться, раскрывать полностью свою душу. А если нет, кто он?
– Не знаю, но точно не артист. В нашем деле нужно оголяться. Я имею в виду не стрип устраивать, нужно срывать с себя кожу, показывать всю свою душу. А зрители, когда это искренне, даже если ты доставляешь боль, это хорошо чувствуют. Бывает, когда сердцу больно, ты радуешься, и текут слезы.

И слезы бывают?
– Конечно, когда фильм смотрим, мы же и радуемся, и плачем.

Как при просмотре «Титаника», кстати, вы плакали?
– Поджимало, конечно.

Что скажете о молодых артистах? Они раскрывают душу?
– Очень много талантливой молодежи. Но не все очень требовательно к себе относятся. Им кажется, что они делают все, что могут. Но мне хотелось бы, чтобы многие из них больше погружались в смысл того, что они делают, в каждую ноту, чтобы каждая фраза что-то за собой несла.

Вы преподаете детям скрипку в Уральском музыкальном колледже. Как считаете, из них могут получиться вторые, третьи Леониды Элькины? Даете ли Вы молодым житейские советы, делитесь мудростью?
– Действительно, меня очень просили заниматься с детьми. Сказали – ты сам играешь, умеешь, знаешь, как это делать, и вроде как пора делиться опытом. Я думаю, что даже не второй, а двадцать второй Элькин получится. Много хороших, талантливых ребят, важно их не просто научить играть на скрипке. Важно научить их правильно заниматься, правильно думать и доносить свои переживания.

По поводу Вашего образа на сцене. Вы всегда в черном. Алла Пугачева как-то отшутилась от вопроса по поводу своих черных сценических нарядов, ответив, что у нее аллергия на другие цвета. Почему в черном Вы?
– Во-первых, раньше казалось, что черный меня стройнит. Сейчас я понимаю, что и черный меня не стройнит (смеется, ест тортик и продолжает). Я считаю, что это классический вариант. Во-вторых, я не меняю наряды во время концертов, поэтому мне нужен универсальный сценический костюм, не оттягивающий на себя внимание. В нем можно играть совершенно разную музыку – и фольклорную, и джаз… Это классично, романтично и функционально.

Что для Вас значит слава? Она нужна артисту?
– Слава – это такая штука… Смотря как к этому относится. Кому-то ее все время не хватает. Даже если артист раскручен и популярен, ему все равно не хватает славы. Вообще, я отношусь к этому нейтрально, честно говоря, мне на это наплевать вообще. Мне важно внимание в зале, нежели внимание в миру.

А это не слава? Если бы Вас не знали, не пришли на концерт… Хотя, скорее, это признание.
– Да, признание.

Вы много гастролировали, в том числе заграницей, выступали перед самой разной публикой. Вам рукоплескала не только российская, но и мировая политическая элита. Чем различается публика российская и, например, американская?
– Ничем. Публика – это человек. Со своими мозгами, со своей историей, со своим жизненным опытом. И мы должны разговаривать на одном языке. Я играл для коммунистов, капиталистов, бандитов, Президента и так далее – все они совершенно одинаково откликаются на музыкальные звуки. Просто есть ситуации, когда людям приходится соблюдать субординацию. Если Главный аплодирует, они подхватывают, а так, сидят и боятся выразить свою эмоцию. Но если они не хлопают в ладоши и не кричат «Браво!», это не означает, что во время исполнения они сидят, как роботы. Верхняя часть тела у них ничего не выражает, а низ гуляет.

Вы все это видите!
– Я все это чувствую, мне даже видеть не надо.

Если бы география Вашего творчества и таланта ограничилась одним городом или регионом, Вы бы расстроились?
– Сейчас да, раньше нет. Раньше считал, что совершенно не обязательно учить иностранные языки, потому что это никогда не пригодится, Свердловск – закрытый город. В голову не приходило, что когда-нибудь, в одно мгновенье, можно поехать куда я хочу, и мне ни с кем не придется обсуждать сумму гонорара, репертуар, я выберу тот музыкальный материал, который я хочу. Эта свобода очень дорогого стоит.

Иногда, а может даже часто, артистам приходиться жертвовать своими музыкальными пристрастиями, идеями, проектами в угоду зрителю и идти на поводу потребительского спроса. Приходиться играть, петь не то, что хочешь, а что будут слушать, на что пойдет зритель. Вы сталкивались с подобным в своей жизни?
– Нет. Потому что я хочу понимать и понимаю, что нужно тем, кто сидит в зале. Поэтому я не играю в чистом виде академическую музыку или фольклор. Стараюсь сделать такой замес, чтобы все время скрипка звучала очень неожиданно, с какими-то поворотами, фенечками, чтобы разбудить в человеке нужные чувства. Ну и важно, чтобы мне не было скучно. Я постоянно в поисках новых поворотов в репертуаре и компоновке музыкальных произведений.

Вы расстроитесь, если зритель не поймет Ваш замысел, идею, не прочувствует вместе с Вами?
– Я не думаю, что бывает зритель без реакции. То, что я выдаю, уже заранее проверено. А если так получится, то отпущу этот момент и не вспомню. Но практика показывает, что реакция всегда однозначна. Бывает, конечно, когда публика разболтанная, размазанная, тогда у меня появляется азарт – «ну я вас сейчас сделаю», иду на провокации и хитрости. Могу сделать большую генеральную паузу. Человек остается в зале наедине со своим голосом и пугается этого, что привлекает к себе внимание. Я одного убираю, второго убираю, и все, они мои.

Всю организацию концерта Вы держите в своих руках и собираете аншлаги.
– Я делаю это сам, да. Если мне кто-то помогает, конечно, хорошо. Моя дочь однажды процитировала кого-то: «Сам танцую, сам пою, сам билеты продаю». Меня это очень сильно рассмешило.

Чего ждать Вашим поклонникам в ближайшее время? Новые программы планируете?
– В недалеком будущем, весной, я планирую большую сольную программу в Екатеринбурге в Театре эстрады, там я буду играть уже полюбившиеся произведения. Обязательно будет какая-то новая музыка – как всегда разножанровая, разностильная, яркая, характерная и содержательная.

Беседовала Кристина Барсегян